в очаге заваливает снегом, будто пустой пень…
– Странные у тебя фантазии, Марианна!
– Нет, в жизни оно все так и есть…
– Тогда вместо «странные у тебя фантазии» я сказал бы «странная у тебя жизнь», но ведь я говорю: фантазии.
– Как вам будет угодно, – тихо отвечала она и снова принялась за шитье.
В этих ее словах и в том движении, с каким она вновь взялась за работу, было что то такое, что заставило меня умолкнуть. Глядя в волшебное окно, я увидел набежавшую на дом громадную тень, как если бы гигантский кондор повис над ними на распростертых крыльях; видно было, как с тенью этой сливаются и поглощаются ее густым сумраком более слабые и прозрачные тени от утесов и папоротников.
– Вы следите за облаком, – промолвила Марианна.
– Нет, за тенью. За тенью от облака: самого облака мне не видно. А как ты догадалась? Ведь ты занята работой.
– Тень заслонила шитье. А вот теперь облако ушло и вернулся Трей.
– Кто кто?
– Пес, лохматый пес… В полдень он тихонько крадется в сторону, меняет очертания, а потом возвращается и норовит ненадолго прилечь у порога – неужто вы его не видите? Его голова повернута к вам, а когда вы только только вошли, он смотрел прямо перед собой.
– О чем ты? Ведь ты не отрываешься от шитья.
– Вон там, у окна, наискосок…
– А, это о той неровной тени, ближайшей к нам? Да, в самом деле, она смахивает на огромного черного ньюфаундленда. Набежавшая тень ушла, прежняя возвратилась, но отсюда не видать, что отбрасывает ее.
– Чтобы увидеть, нужно выйти из дома.
– Наверное, одна из тех поросших травою скал?
– Вы видите его голову, морду?
– Чью, тени? Ты говоришь так, будто сама это видишь, однако ни разу не отвела глаз от своей работы.
– Трей смотрит на вас… – И все это, не поднимая век. – Сейчас его пора, я его вижу.
– Ты столько просидела у этого окна в горах, где бродят одни облака да туманы, что мир теней стал для тебя реальностью; правда, ты говоришь о них, как о призраках, но ты изучила их так, что можешь не глядя сразу сказать, где они находятся, хотя они неслышно, будто мыши, пробегают рядом и то и дело являются и вновь исчезают: для тебя эти безжизненные тени все равно что друзья, которые и в разлуке вспоминаются беспрестанно; ты знаешь всех их в лицо – разве не так?
– Об этом я не задумывалась… Правда, была у меня одна любимая тень – тень от березы: она так утешала меня, чуть заметно качаясь на папоротниках, прогоняла усталость, но теперь ее нет – и она уже никогда не вернется, как возвращается Трей… В это дерево ударила молния, и брат распилил его на дрова. Вы проходили мимо поленницы – под ней только корни, а тени нет… Она улетела – и не вернется больше, и никогда никогда уже ей не затрепетать на ветру…
Подкралось еще одно облако – и снова поглотило пса, накрыв чернотой всю гору, и безмолвие вокруг было таким глубоким, что глухой мог бы позабыть о своей глухоте или поверить, будто бесшумные тени переговариваются между собой.
– Совсем не слышно птиц, Марианна, куда они все подевались? И почему дрозды не клюют ягод? А мальчишки не приходят сюда их собирать?
– Птицы поют
